(вернуться к разделу «Воспоминания»)
Ольга Иосифовна Романова, научный сотрудник сектора ареальной лингвистики.
Текст основан на интервью в рамках юбилейного цикла к 70-летию Института языкознания.
Я пришла работать в институт в 1975 году сразу после окончания Московского государственного университета. Директором института тогда была Виктория Николаевна Ярцева. Я закончила романо-германское отделение как англист, писала диплом по истории английского языка, а Ярцева сама тоже была англистом, и как раз незадолго до моего прихода выпустила книгу по истории английского языка. Вероятно, первоначальный интерес Виктории Николаевны ко мне был по этой линии, и только позже стало ясно, что она подыскивала сотрудников для задуманного ею амбициозного проекта «Языки мира». Впоследствии, во время моей учебы в аспирантуре, Виктория Николаевна стала моим научным руководителем. Но сначала я работала в редакторской группе — в институте тогда была редакторская группа, которая готовила коллективные монографии к передаче в издательство «Наука», то есть занималась предварительной обработкой текстов. Однако довольно скоро, где-то в течение года после моего прихода, в институте была образована группа «Языки мира», которой руководила Марина Андреевна Журинская [wiki], и я стала работать с Мариной Андреевной. Тогда всё только начиналось, и была лишь самая общая идея того, что из себя будет представлять энциклопедия «Языки мира». Марина Андреевна руководила разработкой словника и типовых схем, а вообще там был очень большой авторский коллектив, и всё это было интересно. Для меня, после университета, это была очень хорошая школа. И в целом в те годы это была работа на переднем крае лингвистики, потому что описывать языки предполагалось с типологической точки зрения. Лингвистическая типология в те годы развивалась очень мощно во всем мире, в библиотеке института (которая была частью ИНИОН) можно было брать и читать совсем свежие книги и лингвистические журналы, я читала просто взапой.
Институт помещался во флигеле усадьбы Голицыных на Волхонке, сбоку от Пушкинского музея, в маленьком домике с тёмными крохотными комнатками. Ходить в институт тогда нужно было часто, практически каждый день. Помещение было тесным, не все подразделения института имели свою комнату, в присутственные для всех сотрудников дни — вторник и четверг — приходилось сидеть в коридоре (там стояли столы). Однако при такой вынужденной тесноте люди неизменно встречались при переходе из комнаты в комнату, часто устраивались беседовать в тихом уголке коридора, где постоянно клубились разговоры на научные и околонаучные темы. Поэтому все сотрудники были знакомы между собой и знали, кто чем занимается или собирается заниматься, в гораздо большей степени, чем это бывает сегодня.
Атмосфера в институте задавалась двумя силами. С одной стороны, это был партком и люди, которые непосредственно входили в партком или с ним солидаризировались. С другой стороны, это были обычные сотрудники института, которые жили своей жизнью независимо от идеологии. Мне очень быстро стало понятно, как обстоят дела в институте в смысле атмосферы и расклада сил, потому что меньше чем через полгода после того, как я пришла в институт, проходило печально известное заседание Ученого совета, на котором из института выгоняли Игоря Мельчука1. Тогда я впервые столкнулась с таким циничным проявлением силы советской власти, потому что в университете меня это каким-то счастливым образом миновало. Мы довольно благополучно проучились, и по отношению к нам власти и администрация факультета никогда не проявляли своей жестокости. А здесь, в институте, это стало для меня, с одной стороны, шоком, а с другой — хорошим уроком на будущее.
Однако в том, что касалось исследовательской работы и научной атмосферы, тон в институте задавали профессионалы и специалисты, которые всегда щедро делились с коллегами и с молодежью. Это меня, кстати, всегда удивляло, сейчас это меньше встречается. А тогда многие крупные специалисты в своей области вели семинары, читали лекции аспирантам — например, романист Елена Михайловна Вольф, Вероника Николаевна Телия и Нина Давидовна Арутюнова из сектора общего языкознания. Специалист по английскому языку Ольга Николаевна Селивёрстова, которая работала в секторе германских языков, в течение ряда лет по вечерам вела семинар по семантике. Она занималась тем, что впоследствии стали называть когнитивной семантикой. Основную нагрузку по аспирантским лекциям нёс Энвер Ахмедович Макаев, который был великолепным учителем, именно учителем-профессионалом. Его лекции — это совершенно неоценимый опыт.
Сотрудники в то время проводили в Институте гораздо больше времени, чем им предписывалось табелем. Семинары в основном проводились в неприсутственные дни, когда никто не был ограничен временными рамками. И вот в этих крохотных комнатках и в очень небольшом зале заседаний в нашем флигеле люди засиживались допоздна, потому что семинары могли длиться и два, и три часа, и четыре — никто не торопился поскорее уйти домой. И ведущие семинаров тратили своё время исключительно щедро.
В институте были замечательные традиции общественной жизни. Делалось много такого, что помогало людям показать себя не только с профессиональной стороны, но и проявить способности, которые не были востребованы в академической деятельности. Общие занятия создавали дружественную, доброжелательную атмосферу. Например, в институте в течение многих лет проводились капустники. Сейчас этого нет совсем, и молодые сотрудники вряд ли смогут представить себе атмосферу репетиций и выступлений. А тогда капустники были невероятно талантливыми, тексты выступлений писали сами сотрудники, участвовали в капустниках в том числе люди, которые смущались бы в других обстоятельствах. Готовили капустники не только аспиранты и молодые сотрудники, но и доктора наук; много времени этому уделяли Вероника Николаевна Телия, Марина Андреевна Журинская, Альфред Наумович Журинский.
Регулярно под Новый год проводились детские праздники. Антонина Ивановна Коваль из сектора африканских языков со своими детьми, Андреем (которого мы сейчас знаем как Андрея Александровича Кибрика) и его сестрой Ниной, когда те были ещё маленькими, ездила по домам тех сотрудников, у которых были дети, и поздравляла детей с Новым годом. Они дарили подарки, а Андрей и его сестра готовили какие-то выступления. Роль Деда Мороза в этой новогодней бригаде в течение ряда лет исполнял кавказовед Михаил Егорович Алексеев. Детям это очень нравилось — не только подарки, но и неординарный, на равных, стиль общения с участниками поздравительной команды. (Замечу, что мои дети были в восторге от того, что с Дедом Морозом и Снегурочкой можно было беседовать о важных вещах: мировоззрении, книгах, тонких моральных коллизиях — они вспоминают об этом как о наиболее ярких впечатлениях детства).
Из людей, с которыми я общалась, хочу упомянуть еще замечательного кельтолога Андрея Александровича Королёва. С ним мы часто беседовали о литературе. Он очень много читал и у него был доступ к книгам из Библиотеки иностранной литературы — у него там работали знакомые, которые давали ему книги на дом. А он, в свою очередь, щедро делился этими книгами с друзьями. То есть он давал читать книги другим, и насколько я знаю, за все годы у него не было неприятностей с этими книгами: их своевременно возвращали в целости и полной сохранности. В те годы, когда литературы на иностранных языках было очень мало, а внешних контактов за пределами страны тоже было мало, книги были на вес золота.
Трудно, если вообще возможно, описать атмосферу в институте в те годы. Ее определяли разные люди и взаимоотношения между ними и она складывалась из частностей, которые тогда принимались как, возможно, любопытные, но вполне обыденные, а сейчас кажутся необыкновенными. Вот только одно наблюдение из того времени: Викторию Николаевну Ярцеву, Энвера Ахметовича Макаева и Марину Андреевну Журинскую объединяла близость к классической музыке. Виктория Николаевна в молодости, выбирая профессию, колебалась между профессиональным исполнительством и языковедением. Энвер Ахметович замечательно играл на рояле и дружил с Г. Г. Нейгаузом. Марина Андреевна училась в Центральной музыкальной школе при Московской консерватории — этим все сказано, такое профессиональное образование не проходит бесследно. Я не помню, чтобы мы много говорили с ней о музыке, но это культурное измерение как-то незримо присутствовало в нашем общении, каковы бы ни были обсуждаемые темы.
Практически всю жизнь, всё время, что я проработала в Институте, я занималась подготовкой лингвистической энциклопедии «Языки мира». Сейчас издано уже 22 тома этого издания, но работа продолжается: сразу несколько томов находятся в процессе подготовки. При составлении первых томов нужно было учитывать «табель о рангах» и обязательно заказывать статьи специалистам, которых нельзя было обидеть и не включить в число авторов престижного издания. Сейчас статьи заказываются по «гамбургскому счету», не имеют значения ни возраст, ни страна проживания и родной язык авторов — для работы над некоторыми томами издания приглашались зарубежные лингвисты.
Работа в «Языках мира» способствовала тому, что меня пригласили в авторский коллектив «Англо-русского словаря по лингвистике и семиотике»2, где областью моей ответственности был раздел лингвонимов.
Когда я собирала материал для диссертации, темой которой была типология именной классификации, то значительной частью описания были языки североамериканских индейцев. В североамериканских языках представлены разные системы именной классификации, в том числе, например, уникальные классифицирующие глаголы. По ходу работы я анализировала записи текстов на интересовавших меня языках, и это натолкнуло меня на идею сделать книгу переводов мифологических текстов. Книга «Мифы, сказки и легенды индейцев. Северо-западное побережье Северной Америки» была издана издательством «Восточная литература» в популярной серии «Сказки и мифы народов мира»3. Переводили тексты мы вместе с петербургским лингвистом Н. Б. Вахтиным. В книгу вошел также указатель мотивов, составленный по известной системе классификации сказочных сюжетов Аарне-Томпсона. Составление мотивного индекса было делом трудоемким, он представлен в двух видах — от формулировки к номеру мотива и обратно — от номера мотива к формулировке. К счастью, в то время, когда я работала над книгой, уже существовали персональные компьютеры, и сортировку данных можно было сделать на компьютере. Но специальные словарные компьютерные программы были еще несовершенны. В нашей стране такую программу, насколько мне известно, первым создал Сергей Анатольевич Старостин. Специально для целей сортировки моего мотивного индекса Сергей Анатольевич приспособил свою программу, что несказанно упростило мне работу.
В конце 70-х–80-е гг. многие из сотрудников Института летом преподавали на курсах повышения квалификации для учителей русского языка в странах Восточной Европы. Курсы курировало Министерство образования СССР и в основном на них работали советские школьные учителя, но приглашали также сотрудников нашего института и поручали им вести какие-то специальные курсы. Я никогда специально не занималась русистикой, и для того, чтобы преподавать русский как иностранный («русский как нерусский», по выражению В. А. Виноградова), я закончила соответствующий факультет при Институте русского языка им. А. С. Пушкина — в то время квалификацию преподавателя РКИ можно было получить только там. Это оказалось чрезвычайно полезно с точки зрения лингвистики, потому что полностью меняло точку зрения на русский язык: объяснять иностранцам свой родной язык нужно некоторым специальным образом, не так, как носителям.
Очевидно, что наш институт меняется по мере того, как меняется время. Меняются технологии, доступ к специальной литературе давно перестал быть проблемой; можно работать дома и нет необходимости проводить целые дни в институте; сотрудники института занимаются полевыми исследованиями по всему миру — от Африки до Аляски. На базе институте проводятся международные конференции и это говорит о том, что институт входит в международное профессиональное сообщество. В институте появилось много молодых сотрудников, у нас молодая Дирекция. Все это свидетельствует о жизнеспособности института. И в преддверии юбилея институту можно пожелать только продолжать развиваться.
- 1. Это заседание состоялось 25 марта 1976 года.
- 2. Баранов А.Н., Добровольский Д.О., Михайлов М.Н., Паршин П.Б., Романова И.О. Англо-русский словарь по лингвистике и семиотике. Около 8000 терминов. Т. l. / Под ред. А.Н. Баранова и Д.О Добровольского. М.: Помовский и партнеры, 1996.
- 3. Мифы, сказки и легенды индейцев: Северо-западное побережье Северной Америки / Пер. с индейск., англ. и нем. Н. Б. Вахтина, О. И. Романовой; Сост., примеч., типол. анализ мотивов, указ. и общ. ред. О. И. Романовой; Вступ. ст. А. В. Ващенко. М.: Восточная литература, 1997.