(вернуться к разделу «Воспоминания»)
Людмила Евгеньевна Лопатина (Бокарёва)
Мой отец Евгений Алексеевич Бокарёв (25.02.1904, с. Средний Егорлык Ростовской обл. — 11.03.1971, Москва) родился в семье учителя, первого интеллигента в крестьянском роду. Евгений Алексеевич интересовался своей генеалогией, что для его времени было не совсем обычно. Сохранилась составленная им родословная, которую он ведет от прапрадеда по отцовской линии и от деда по материнской. В семье бережно сохранялись старые письма, дневники, документы. Так, например, сохранились записки отца, Алексея Ивановича, о начале своей учительской карьеры. Тогда еще совсем молодой человек (ему было 16 лет), он решил поступить в Ставропольскую учительскую семинарию. За спиной — учеба в школе с 6 лет, одноклассная министерская школа, с 12 лет небольшой учительский опыт в церковно-приходской школе, где он помогал дьячку обучать детей, а с 15 лет обучал их уже самостоятельно и получал даже деньги за учительство, которые тратил на книги, дополнявшие его образование. Родители поддержали сына и, как только получили деньги за проданный весной хлеб, со слезами послали мальчика в Ставрополь к рекомендованному им «репетитору». Очень интересны впечатления молодого человека от впервые увиденного паровоза, затем большого города, чужой семьи репетитора, чувствуется здесь и робость, и восторг.
Впоследствии А.И. Бокарёв стал дипломированным учителем, работал в сельских школах, в том числе заведующим, — сначала в родных краях (первое время продолжая летом работать в крестьянском хозяйстве), а затем в Темир Хан-Шуре (ныне г. Буйнакск). Позднее он занимался методикой преподавания русского языка, составил «Программу по русскому языку для национальных школ и методическое письмо о преподавании русского языка в школах Дагестана», учитывающую трудности, встречающиеся именно в Дагестане при значительном различии местных языков. Ведь Дагестан называют не только «страной гор», но и «страной языков». В газетной статье «Дагестанские языковеды в русской семье (К 100-летию родного города)» Б.Гаджиев пишет: «А.И. Бокарёв явился одним из энтузиастов ликвидации неграмотности в Дагестане. Он пешком исходил пол Дагестана. Замечательными людьми и видными учеными выросли его дети».
По воспоминаниям людей (и русских, и дагестанцев), знавших Алексея Ивановича, он был одним из наиболее культурных людей в Буйнакске. А.И. любил музыку, организовал в школе хор, которым дирижировал, сам хорошо играл на фисгармонии и рояле, хотя профессиональное исполнение серьезной музыки он впервые услышал по радио незадолго до смерти.
Родители Антонина Семёновна и Алексей Иванович. 1908 г.
Мать Евгения Алексеевича, Антонина Семеновна, урожденная Якубова (сестра знаменитого артиста Малого театра Михаила Семеновича, по сцене Нарокова), тоже была ярко одаренной личностью, прекрасной хозяйкой, сумевшей создать в доме неповторимый уют. Вспоминаю, что даже во время войны (мы тогда жили в Буйнакске) она ухитрялась из ничего готовить очень вкусные вещи. Например, ничего не может быть вкуснее омлета с лебедой, запечённой белой сахарной свеклы или пышек, приготовленных из несъедобного хлеба.
Дети Алексея Ивановича также получили музыкальное образование. Я еще помню тот огромный рояль (в войну обменянный на маргарин, сахар и муку) и буфет, нижнее отделение которого было забито нотами. Позднее, уже в Москве, Евгений Алексеевич в память об отце приобрел фисгармонию (нам всем нравилось ее звучание, похожее на органное), на ней он играл Шопена, «Ларго» из незнакомой нам оперы «Ксеркс» Генделя... В детстве он пел в церковном хоре.
В реальном училище. Темир-Хан-Шура, 1915 г.
В семье Бокарёвых было пятеро детей, из которых только трое дожили до взрослого возраста. Е.А. был старшим, он был очень дружен со своим младшим братом Анатолием. Все их интересы полностью совпадали: исследование дагестанских языков, увлечение идеями интерлингвистики. Анатолий Алексеевич, талантливейший лингвист, погиб в 1942 г. на «Невском пятачке». Как рассказывали его однополчане, он даже в окопных условиях пытался заниматься наукой. Младшая сестра, Анна Алексеевна, — красавица, умная и остроумная женщина, всю жизнь прожила в Буйнакске, работала завучем в педучилище, получила звание заслуженной учительницы школ Дагестана и РСФСР. Надо сказать, что семью Бокарёвых помнят в Дагестане, им уделено внимание в экспозиции краеведческого музее Буйнакска.
Е.А.Бокарёв, к сожалению, дневников не вел, но сохранились анкеты для заграничных поездок, автобиографии из личных дел, письма и наши собственные воспоминания. Евгений Алексеевич начал учиться в реальном училище в г. Темир Хан-Шура, но закончил среднее образование в 1921 г. в родном селе, куда отец на время вернулся после Октябрьской революции. Там Е.А. начал работу школьным учителем, а в 1922 году поступил в Ростове-на-Дону в вуз — вначале в политехнический институт, а затем в университет (на педагогический факультет, отделение языков), который окончил в 1927 г. Это были тяжелые годы, жил он впроголодь, об этом говорят и фотографии тех лет. Было время, когда из обуви у него были только валенки, в которых он ходил круглый год, однокурсникам казалось, что он оригинальничает.
В университете под руководством Н.П.Балагурова Е.А. специализировался в области языкознания, занимался санскритом и сравнительно исторической грамматикой индоевропейских языков. После окончания университета в 1927 г. он стал работать преподавателем русского языка и литературы в осетинском селе Кадгарон, затем был на полгода призван в армию, стал красноармейцем.
Ростов-на-Дону, 1921 г.
После демобилизации в 1930 году начинается его работа в Дагестане, сначала в качестве преподавателя рабфака в Буйнакске, а затем работа в аппарате Наркомпроса ДАССР (инспектор, ученый секретарь Научно методического совета при Наркомпросе в Махачкале). К этому времени относятся занятия Е.А.Бокарёва методикой преподавания русского языка в нерусской школе, а также изучение ряда дагестанских языков. В 1931 г. Е.А. стал преподавателем, а затем зав. кафедрой в только что открытом Дагестанском педагогическом институте, где он читал курсы «Введение в языкознание», «Современный русский язык», преподавал Историю русского языка и другие лингвистические дисциплины. Проработал он там до 1939 г. В эти же годы продолжал ездить по Дагестану, давал показательные уроки, читал лекции по методике преподавания и одновременно изучал дагестанские языки. Сохранилась характеристика с выражением благодарности «тов. Бокареву за его работу (с 10/I по 1/III 1932 г.) в Ботлихском районе». С 1932 г. начинается систематическое изучение языков цезской группы. Летом отец вместе с братом Анатолием ездят в горы, собирают материал по хваршинскому языку. В 1933 г. отец участвует в большой лингвистической экспедиции.
В 1937 г. Евгений Алексеевич сдал кандидатский минимум и защитил кандидатскую диссертацию по неописанному до него цезскому языку в ИФЛИ (Московском институте истории, философии и литературы). В 1939 г. Е.А. поступил в докторантуру Института языка и мышления (Ленинград), где начал работать над докторской диссертацией о местных падежах в дагестанских языках, однако война прервала эти занятия, а все материалы погибли в осажденном Ленинграде.
С эсперантистами. 1920-е гг.
Довольно рано Евгения Алексевича увлекли идеи интерлингвистики. Сохранилось письмо брата Анатолия (1925 г.), тогда еще пятнадцатилетнего мальчика, Евгению. Письмо написано на эсперанто, в нем сообщается, что в их кружке 57 учащихся, необходимы учебники. «Sendu pli rapide», — просит он. Я помню рассказы о многочисленных контактах с иностранцами-эсперантистами, работавшими в России. Помню рассказ об экстравагантном немце по имени Вилли, который ходил в черном плаще и в «гётевском» берете. Все это со временем кончилось, я думаю, в тридцатые годы. Правда, теоретические работы по интерлингвистике продолжались. Сохранились некоторые записи. В шестидесятые годы, не помню точно в каком году, Вилли, уже достаточно пожилой человек и совсем не экстравагантный, приезжал с женой в СССР и был у нас в гостях.
С эсперантистами. Н. Федотов, Швецова, Скакунов, Кулис, Бокарёв, В. Сорокин.
Новочеркасск, 8/IV-1927 г.
С 1941 по 1946 г. Е.А. находился в рядах Военно-морского флота (морская пехота, береговая оборона). Участвовал в обороне Ленинграда, в одном из первых боев был тяжело ранен, всю ночь оставался на поле боя, а утром его вынесли санитарки, после чего он попал в госпиталь в блокадном Ленинграде. Перенес сложную операцию, после выздоровления получил отпуск, навестил лингвистов в Институте, где его угощали киселем из столярного клея. Позднее он узнал, что врач, которая делала ему операцию, незадолго до снятия блокады умерла от голода. На несколько дней он приезжал к нам в Буйнакск (привез дымовые шашки, которыми удивлял детей).
Под Шлиссельбургом (с. Ганнибаловка), лето 1942 г.
Затем вплоть до 1943 года Е.А. участвовал в обороне Шлиссельбургской крепости (которая в то время называлась Петрокрепостью, а в разговорах он называл ее только древним названием Орешек). Вторая половина войны началась для него участием в знаменитой «Выборгской операции» — в одной из частей морской пехоты, в тяжелых боях при освобождении Бьёркского архипелага.
1946 г.
Заканчивал он войну в Латвии, недалеко от Виндавы (нынешний Вентспилс), служба была здесь, по видимому, спокойная. Удавалось даже бывать в Риге, ходил по букинистам, встречался с местными эсперантистами, старался заниматься наукой. В конце войны он с юмором писал домой из Латвии: «Здесь довольно скучно, на Бьёрке было интереснее». После Победы начал писать просьбы о демобилизации. Тогда всей семьей мы жили в Вентспилсе, и я помню, как он был расстроен, когда был получен указ о присвоении ему звания майора — он это воспринял тогда как отказ в демобилизации.
После демобилизации, в 1946 году, Е.А. вернулся в Институт языка и мышления и занимался описанием пяти неописанных языков Дагестана цезской группы (цезский, хваршинский, гинухский, бежитинский, гунзибский). К исследованиям языков цезской группы он привлек Г.И.Мадиеву, тогда еще аспирантку, а также студенток Розу Шарафутдинову и Раю Левину, которые до этого, проработав год учительницами русского языка в с. Хварши, самостоятельно начали изучать хваршинский язык. Все свое свободное время он проводил в горах Дагестана. В одном из аулов была интересная встреча. После того, как он плавал в озере (Е.А. очень любил плавать, использовал для этого любую возможность), к нему подошли мужчины, и спросили: «Это ты приезжал до войны и руками в воде так делал?», при этом разводили руками, показывая движения пловца. Оказывается, в свое время он поразил местных мальчишек, которые впервые видели, как человек плавает, и теперь, почти через двадцать лет, узнали его.
II курс Кавказского отделения Восточного факультета Ленинградского университета 1948/49 уч.г.
Трудные послевоенные годы в Ленинграде, вначале жизнь в общежитии, затем небольшая квартира, но зато в центре, на Васильевском острове, недалеко от Института. Возле него много молодежи — аспирантов кавказоведов. Помню, они заходили к нам 31 декабря, накануне празднования Нового года; один аспирант хранил у нас яблоки (он их продавал на рынке, чем зарабатывал на пропитание). Позднее в Москве продолжались контакты с дагестанскими учеными, а также с друзьями из аулов, «кунаками», которые появились после экспедиций. Пару раз они останавливались у нас (кого то из них я сопровождала в приемную Верховного Совета — они приезжали с какой то жалобой).
По видимому, у нас бывали и эсперантисты, помню очень приятную пару, по видимому, довольно близких друзей отца, и мое некоторое недоумение, когда пришла только тетя Зина, без мужа. И только позднее я поняла, в чем было дело: среди семейных фотографий я нашла ее фотографию с надписью «на добрую память от Зины перед отъездом на Север». Кажется, тогда возобновились преследования эсперантистов, отец уничтожал какие то письма.
Денег, естественно, не хватало, но Е.А. постоянно ходил по букинистам — это всегда было его самым любимым занятием, большая часть его эсперантской библиотеки — результат этих походов. К его большому огорчению, он не смог купить библиотеку Н.В.Юшманова, не было трех тысяч рублей, еще дореформенных. Потом, уже в Москве, он пристроил эти книги в институтскую библиотеку, но, к сожалению, они не были достаточно востребованы (так нам разъяснили в библиотеке Института и этим аргументировали отказ принять после смерти отца его библиотеку).
В 1951 г. в связи с организацией Института языкознания Академии наук Е.А. Бокарёв был переведен в Москву. По прежнему продолжались экспедиции в Дагестан, исследовательская работа. Основными темами его научной деятельности здесь были сравнительно-историческое изучение дагестанских языков и теоретические вопросы интерлингвистики.
В 1955 г. он успешно защитил докторскую диссертацию о языках цезской группы. Позднее, в 1959 г., диссертация была опубликована в качестве монографии «Цезские (дидойские) языки Дагестана». В этой работе сочетается синхронный и сравнительно-исторический анализ цезских (дидойских) языков аваро-андо-дидойской группы. В предисловии к этой книге Е.А.Бокарёв пишет: «Многое еще предстоит сделать в области изучения цезских языков. Но теперь они уже не являются наименее изученными из дагестанских языков. Работы всех исследователей дают возможность ввести цезские языки в научный обиход и использовать их показания в построении сравнительно исторической грамматики дагестанских, а затем и всей семьи кавказских языков».
С большим увлечением Е.А. работал над сравнительной фонетикой дагестанских языков. Говорил об этом дома, показывал нам свои таблицы. Демонстрировал нам непривычные согласные звуки в разных языках и тонкие различия между ними. Вообще он был прекрасным практическим фонетистом. Помню их разговоры с Сергеем Сергеевичем Высотским — замечательным нашим диалектологом фонетистом, как они обменивались своими фонетическими наблюдениями и находками. К сожалению, Е.А. не успел выполнить все свои планы. Его книга «Сравнительная фонетика восточно кавказских языков» была подготовлена к изданию М.Е.Алексеевым и Г.А.Климовым и вышла в свет в 1981 г.
С женой Натальей Владимировной Горловой, дочерьми Людмилой и Антониной. Сестрорецк, 1950 г.
Дагестанские ученые высоко оценивали труды Е.А. в области дагестанских языков. Доктор наук Ш.Микаилов писал: «Его крупнейшим открытиям по дагестановедению должен быть посвящен специальный труд. В руках Е.А.Бокарёва — ключ от дагестанского праязыка, при помощи которого ученому удалось реконструировать его фонетическую систему».
Е.А.Бокарёв вел также большую научно организационную работу. Работал ответственным секретарем нового журнала «Вопросы языкознания». В 1955—1956 гг. был заместителем директора Института языкознания, а с 1956 г. — зав. сектором кавказских языков. Большого труда потребовало от Е.А. редактирование тома, посвященного кавказским языкам, в пятитомном издании «Языки народов СССР», в котором ему принадлежат девять статей. Он был также председателем Координационного совета по изучению дагестанских языков.
В то же время большое место в его жизни занимала интерлингвистика. С 1953 года, после изменения политического курса в стране, Е.А. стал добиваться возрождения эсперантского движения в СССР, обращался в различные высокие инстанции. В результате была организована Комиссия по зарубежным связям советских эсперантистов при Союзе обществ дружбы и культурной связи с зарубежными странами (отец был назначен председателем этой комиссии и членом правления Союза обществ дружбы). Была образована также секция интерлингвистики (Е.А. — председатель) при академическом Научном совете по теме «Закономерности развития языков социалистических наций». Кроме этого начали возникать кружки эсперанто, в том числе в 1955 году был организован кружок эсперанто в МГУ, где я в то время училась и вела «агитацию» среди студентов. Кружок послал приветствие Международному фестивалю молодежи и студентов, который проходил в Варшаве в 1955 г. Это была первая весточка от советских эсперантистов за границу. А на следующем фестивале молодежи, который должен был проходить в Москве в 1957 г., было решено организовать международную встречу эсперантистов. Это решение вызвало большое оживление в работе эсперантистов в нашей стране. Организация этой встречи на фестивале вызывает и очень радостные воспоминания, и, к сожалению, не очень. Прямое и непосредственное общение с людьми разных национальностей, к тому же без переводчика, казалось руководящим органам очень опасным.
Возобновились контакты с эсперантистами старшего и нового поколений. Вообще я помню, с каким интересом вели с отцом разговоры молодые люди, в том числе и с нашего филологического факультета. Е.А. всегда щедро делился своими идеями и мыслями. Интересно признание одноклассницы моей младшей сестры, которая бывала у нас, учась во втором или третьем классе. Она до сих пор благодарна Евгению Алексеевичу: оказывается, под его влиянием она полюбила книги, что было очень важным в ее жизни.
Мечтой Е.А. было вплотную заняться теоретическим интерлингвистическим исследованием. Под конец его жизни эта работа наконец появилась в планах Института, к сожалению, исследование не было завершено. Но он успел организовать работу по составлению и изданию (в 1966 г.) «Русско эсперантского словаря» [авторы: Е.А.Бокарёв и др., под редакцией Е.А.Бокарёва]. В последние дни своей жизни отец работал с редактором издательства «Советская энциклопедия» над своим «Эсперанто-русским словарем», который был опубликован в 1974 году.
С внуком Николаем Лопатиным за фисгармонией. Москва, Новопесчаная, 1962 г.
Поделюсь некоторыми разговорами с отцом на интерлингвистические темы. Е.А. говорил о том, что мир, безусловно, идет к интеграции, но путь этот будет очень сложным. Во первых, все нации до объединения должны по возможности полностью самовыразиться. Кроме того, процессу объединения будет предшествовать или сопутствовать крайнее обострение национализма. Единый мир должен иметь общий язык общения.
Каким должен быть международный язык? Предпочтение отдается искусственному языку. Основные возражения: 1) язык — живой организм, а потому создать язык искусственно нельзя; 2) искусственный язык не может быть достаточно выразительным и богатым. Оба эти возражения неубедительны. Во первых, каждый язык в какой то степени искусственен (он постоянно подвергается влиянию человека, особенно в качестве литературного языка). Второе возражение разбивается самим фактом существования и употребления языка эсперанто (переводы произведений художественной литературы, самостоятельные произведения и т.д.). Основное препятствие — политическая обстановка, борьба за приоритеты собственных национальных языков. Основные преимущества: легкость усвоения (простота грамматики, фонетики, орфографии, отсутствие исключений и т.п.). Возможен путь принятия в качестве международного естественного языка, но против этого — трудности усвоения и возникающие серьезные преимущества одной из наций, возможности усиления ее международного влияния... Для нашего времени преимущество среди искусственных языков имеет эсперанто. Бодуэн де Куртене отмечал преимущества этого языка и перед естественными «в отношении правильности и ясности построения». Говоря о работе по усовершенствованию эсперанто, Е.А. всегда подчеркивал, что в этой работе необходима особая осторожность. Очень положительно относился Е.А. к разработкам по машинному переводу, но считал, что машинный перевод не может обслуживать живое общение.
Утопичны ли эти мысли? Каким будет будущий мир? Писательница Светлана Алексиевич пишет: «Будущее мира не конечно, но непредсказуемо». Оптимистические предсказания конца XIX и начала XX в. (Чехов: через 100 лет жизнь будет прекрасной) не оправдались. Может быть, и пессимистические предсказания нашего времени тоже не сбудутся. И будет единый мир с единым языком общения.
Vivu paca mondo! Vivu paca universo!
Е. А. Бокарёв с русско-эсперантским словарем (автор портрета неизвестен)
Текст написан в 2004 году. Опубликовано в книге:
Гора языков… и еще один. К 100-летию со дня рождения Е. А. Бокарева
/ Отв. ред. М. Е. Алексеев. М.: Ин-т языкознания РАН, 2006. — С. 4—15.