Ссылка на оригинал
Младший научный сотрудник сектора типологии Алексей Козлов поделился своим взглядом на ситуацию с малыми языками России.
Если сравнивать удмуртов с нивхами или с нганасанами, то [удмуртский язык находится] все-таки в хорошем [состоянии], он считается государственным языком Удмуртской республики. Но вообще, если посмотреть на динамику, на то, что реально происходит, на то, выучивают ли дети этот язык, — то все так же грустно, как и с любым языком Российской Федерации.
Если говорить об Удмуртии, она очень разная. Есть северная Удмуртия, есть южная, есть бесермяне, есть деревни, есть города. Я занимался полевой работой в деревне Шамардан. Там есть такой субэтнос — бесермяне, они не считают себя удмуртами, говорят на наречии, очень близком к удмуртскому. Там ситуация такая: село, настоящее живое село, все атрибуты сельской жизни, рано утром пастух выгоняет коров на луг и так далее. Поколение, которому 60–70, замечательно говорит на языке, 40–50 — еще говорят, но это уже другая система: они не знают некоторых слов, грамматическая система проще, а молодое поколение почти все разъехалось в города, где возможности научить детей языку просто нет. Произошла урбанизация, разрушился деревенский уклад жизни — и практически не выжил язык.
Я сейчас плотно занимаюсь полевой работой в Ханты-Мансийском округе. И там есть ограничение: учебники должны быть выпущены не позднее, чем пять лет назад. И если взять предмет, который изучает малое количество детей, и учебники не купили или просто нет линейки учебников по языку (а издательства не выпускают, потому что не рентабельно), то что делать? По-моему, только в одном районе, где я работаю, преподается хантыйский язык.
Мне кажется, что должно поменяться отношение не только государственных органов, но и общества. Люди должны понять, что языки, которые умирают, — это точно такая же ценность, как старое здание, которое сносят, как виды животных и растений, которые исчезают с лица Земли.
Полный текст интервью доступен по этой ссылке.