С.В. Дмитрюк

Языковая и этнокультурная ситуация в Казахстане

Сложившаяся в последнее десятилетие языковая и этнокультурная ситуация в Казахстане отличается определенной «двойственностью»: несмотря на предание казахскому языку статуса государственного и повышение статуса казахской культуры, по ряду объективных причин русский язык и русская культура сохранили относительно высокий статус и оказывают влияние на различные стороны общественной жизни как на официальном, так и на бытовом уровне.

Для казахской этнической группы русский язык по-прежнему остается важным средством приобщения к русской и мировой культуре, что обеспечило сохранение его относительно высокого престижа, несмотря на официальные изменения языковых приоритетов в регионе. Кроме того, двуязычные представители казахской этнической группы вынуждены общаться с моноязычными представителями иноэтнических групп на русском языке, как на бытовом, так и на официальных уровнях. Подобная ситуация расценивается русскими и представителями других русскоговорящих этносов как недолговременная, предполагающая в недалекой перспективе вытеснение русского языка казахским во всех сферах общественной жизни, а представителями казахского этноса — как неприемлемая, несправедливая, оскорбительная для них. В целом, можно констатировать изменение социального статуса этнических групп русских и казахов в сфере языковых отношений: его повышение у казахской и понижение у русской этнической группы, язык который до недавних пор фактически выполнял функции, как государственного языка, так и языка неофициального (межкультурного) общения.

Суверенизация Казахстана внесла изменения и в этнокультурную ситуацию. Во всех сферах общественной жизни приоритет и поддержку на государственном уровне приобрела казахская национальная культура, в том числе и связанные с ней традиции и ценности. Значительное влияние на этот процесс оказали средства массовой информации, ориентировавшие общественное мнение в пользу приоритета казахской национальной культуры как основы возрождения нации. Наметилось усиление этнокультурной ориентации казахского населения в сторону традиционной национальной культуры. Неуклонно увеличивается также влияние ислама на многие стороны общественной жизни. Вместе с тем, сферы функционирования русской и европейской культуры постепенно снижаются. Значительно усложнилась ситуация с получением образования, особенно высшего. Властными структурами стала осуществляться целенаправленная политика по сокращению сети образовательных учреждений различного уровня с русским языком обучения. Описанные изменения в функционировании русского и казахского языка и культуры в Казахстане позволяют констатировать повышение социального статуса казахской этнической группы в сферах языка и культуры и понижение его у русских.

Усугублению данной ситуации способствует наметившаяся тенденция этноцентризма в национальной политике Казахстана, что вызывает дискомфорт и беспокойство среди значительной части русскоязычного населения, неуверенность в возможности сохранения и укрепления своей этнокультурной самобытности.

Данная тенденция приводит к нестабильности ранее сформировавшейся позитивной этнической идентичности русского и казахского этносов. Казахов беспокоит недостаточно быстрое, на их взгляд, повышение как реального, так и формального статусов казахского языка и культуры. В то же время русские испытывают беспокойство вследствие изменения языковых и культурных приоритетов в регионе в пользу титульного этноса и связанного с этим вытеснение русского языка и культуры из общественной жизни Казахстана.

Эта проблема не может быть успешно решена и с позиций культурного релятивизма, что привело бы к отдалению и изоляции контактирующих этнических сообществ.

В итоге мы имеем ту разделенность казахстанского общества по культурно-языковым параметрам, которая является закономерным результатом предшествующего развития:

• для казахов характерно обостренное внимание к проблемам языка и этнокультурного наследия, а также восприятие государства, как единственного средства решения этих проблем. Это неудивительно, так как поколения людей выросли в условиях, где язык и культура составляли «сердцевину» государственной идентичности и благодаря особенностям информационной среды проникали на уровень личной социализации;
• для так называемого русскоязычного населения язык и культура это частные темы в более широком спектре множества повседневных жизненных ориентаций. Рождаемые на их основе формы коллективной идентификации становятся особо актуальными и обретают черты тревожности в контексте сокращающейся сферы применения русского языка и сужения пространства реализации стремлений людей, его использующих.

Итак, языковая ситуация в Республике Казахстан характеризуется сложностью форм языкового существования, что обусловлено многонациональным составом государства, на территории которого проживают представители более 100 народов.

Проводившиеся осенью 1999 — весной 2000 года исследования выявили достаточно высокий уровень обеспокоенности населения состоянием межэтнических отношений. Особенно это касалось русскоязычного населения.

Нами проведен этносоциологический эксперимент в форме письменного опроса по выявлению типов этнической идентичности (анкета «Я такой человек, который…»), в ходе которого опрошено 691 человек - жителей Южно-Казахстанской, Джамбульской, Кзыл-Ординской и Алматинской областей, из них 442 казахов (287 мужчин и 135 женщин) и 249 русских (134 мужчин и 115 женщин).

Анкета по определению типа этнической идентичности «Я такой человек, который…» включала в себя 30 вопросов, на основе которых выделяются следующие типы этнической идентичности: этнонигилизм; этническая индифферентность; позитивная этническая идентичность (норма); этноэгоизм; этноизоляционизм; национальный фанатизм

Каждый из респондентов, отвечая на заданные вопросы, демонстрировал проявление каждого из шести перечисленных выше качеств в той или иной степени, которая отмечалась нами по 100-процентной шкале; то есть, если испытуемый отвечал положительно («согласен») на все пять вопросов-индикаторов, например, этноэгоизма (6, 12, 16, 18, 24), считалось, что это качество проявилось у него на 100 %; (соответственно: если на четыре вопроса — 80%, на три — 60%, на два — 40%, на один — 20% и полное отсутствие названного качества, если на все пять вопросов были получены отрицательные ответы). При этом нами учитывались не только полярные мнения «согласен» / «не согласен», но и ответы с определенной долей сомнения: «скорее согласен», «в чем-то согласен, в чем-то нет», «скорее не согласен», которые оценивались нами соответственно 5%, 10% и 5% проявления анализируемого качества.

Данные всех полученных анкет были введены в компьютер, была составлена программа обработки и подсчета результатов с учетом национальности, пола, возраста, профессии и места жительства респондентов.

Рассмотрим общую картину полученных данных анкеты-теста «Тип этнической идентичности» казахской части респондентов (результаты сведены в табл. 1).

Сводные данные аналогичного анкетирования по определению типа этнической идентичности, проведенного с русскими респондентами, проживающими в тех же населенных пунктах Казахстана представлены в табл. 2.

Как показали результаты такого этнопсихологического исследования менталитета казахов, отношение коренного населения к русской диаспоре весьма неоднозначно. Декларированное официально дружественное и уважительное отношение к русскому языку, культуре (и их носителям) потенциально включает в себя достаточно очевидно проявляемое на деле противоречивое, в том числе негативное содержание.

Наиболее открыто проявляют позицию этноизоляционизма и национального фанатизма представители сельской молодежи южных областей республики (города Туркестан, Арысь, Манкент, Сузак, Кентау, Тараз, Чимкентская область и проч.), где коренные жители составляют более 80% всего населения. Так, например, на 4 и 10 вопросы анкеты «Я такой человек, который считает, что права нации всегда выше прав человека», и «Я такой человек, который считает, что любые средства хороши для защиты интересов своего народа» и на другие вопросы этой группы 15 юношей и 8 девушек в возрасте от 17 до 23 лет — жителей южных областей республики ответили — «согласен», проявив тем самым нескрываемую позицию этнического фанатизма.

Рассмотрим проявление каждого из названных типов этнической идентичности русскими и казахами, которые представлены в таблицах.

Этнонигилизм в полном (100-процентном) его проявлении не характерен ни для русских, ни для казахов. Это говорит о том, что проблемы этнической самоидентификации небезразличны для обоих анализируемых этносов. Следовательно, большая часть опрошенных (и русских, и казахов) ощущают принадлежность к своей этнической общности. Так, для 43% опрошенных казахов (92 женщины и 98 мужчин) этнонигилизм не свойственен вовсе, и лишь 14 человек (около 3%) из 5 вопросов, характеризующих этнонигилизм, на 4 дали положительный ответ. В основном это молодые люди, постоянно проживающие в Алма-Ате, где национальные вопросы еще недавно не стояли так остро, хотя в последнее время, особенно после переноса столицы в Астану и значительного притока населения из южных областей в Алма-Ату, этническая принадлежность стала играть более определяющую роль.

Для большинства русских респондентов этнонигилизм не характерен, возможно, потому, что в последнее время им чаще стали напоминать об их иной (некоренной) этнической принадлежности. Скорее всего, этнонигилизм в чистом виде в негомогенной лингвокультурной среде, когда разница языков и культур проявляется постоянно на разных уровнях общения, в принципе невозможен, что отражено в материалах нашего эксперимента.

Этническая индифферентность в современном менталитете казахов проявляется гораздо в меньшей степени, чем у современных русских, оставшихся в Казахстане: соответственно на 75% и выше этот признак проявили 49 казахов (что составляет 11% от общего числа) и 80 русских (32% опрошенных). Этническая индифферентность казахов, возможно, объясняется стабильностью своего положения и уверенностью в правах, которые могут им позволить проявлять некоторую долю скептицизма и индифферентности к национальным проблемам. С другой стороны, этническая индифферентность русских, проживающих в инокультурной среде, трудно объяснима, хотя как одно из следствий этого можем рассматривать их выбор проживания в Казахстане и сомнения по поводу отъезда из страны. Вместе с тем, отсутствие этого качества у казахов (174 чел. — 39%) свидетельствует о том, что проблемы национального характера, национального возрождения им далеко не безразличны. Отсутствие индифферентности русских (64 чел. — 25,7%) к этой проблеме, возможно, объясняется защитными механизмами в процессе выживания, корпоративностью и стремлением сохранить черты своей этнической принадлежности.

Норма (положительная этническая идентичность) оказалась на редкость коррелирующим признаком у представителей обоих контактирующих этносов. Особенно наглядно это отразилось в полярных точках проявления данного признака. Так, 100-процентно «нормальными» казахами себя ощущают 168 человек (38%), такую же 100- процентную степень положительной этнической идентичности проявили 97 русских (38,9%). Отсутствие нормы (отрицательная этническая идентичность) свойственна для очень незначительного числа респондентов (11 казахов — 2,4%; 2 русских — 0,8%); причем, если у русских этот факт предположительно можно объяснить утратой некоторых своих специфически этнических качеств в силу длительного проживания «русского меньшинства» среди «коренного большинства», то на самоидентификацию казахов, возможно, повлиял процесс «обрусения» некоторой его части (чаще образованной, интеллигентной, впитавшей элементы иной культуры).

Следующие три типа этнической идентичности (этноэгоизм, этнический изоляционизм и этнический фанатизм) выявил, на наш взгляд, наибольшую разницу в менталитете и социально-психологическом климате контактирующих этносов.

Этноэгоизм как самая мягкая степень выражения нетерпимости и интолерантности на 100% проявился у 62 опрошенных казахов (мужчин и женщин), что составляет 16,2% от общего количества; соответственно у русских такое категоричное проявление этого признака отмечается у 23 человек (9,2%). В этом, очевидно, отразилась актуализирующаяся в последнее время тенденция возрождения национального самосознания казахов, с одной стороны, и сравнительно ассимилированное в условиях проживания в инокультурной среде этническое самосознание русских, с другой стороны. Вместе с тем, не следует забывать, что самые этнически ортодоксально настроенные русские ко времени проведения исследования уже выехали за пределы республики. Сопоставление полярно противоположного проявления этого качества — отсутствие этнического эгоизма — демонстрирует более или менее коррелирующую картину: у казахов — 31 человек (7%), у русских — 26 человек (10%).

Этнический изоляционизм, судя по представленным в таблице материалам нашего исследования, в максимальном своем проявлении (100% качества) свойственен 44 казахам, что составляет 10%, и 3 представителям русской части эксперимента (2.2%). Напротив, отсутствие этого качества свойственно 27 казахам (6%) и 81 русскому (32,5%).

Как видим, проявление именно этого качества продемонстрировало наибольшее различие в представлениях о своей этнической принадлежности у двух сопоставляемых народов. О причинах и следствиях наблюдаемой картины, а также о выводах по этому поводу представляется корректным говорить лишь по окончании всего исследования в целом, чтобы не делать поспешных заключений; поэтому ограничимся на данном этапе лишь констатацией полученных фактов.

И, наконец, этнический фанатизм как проявление крайней степени интолерантности, по данным таблицы, обнаружен у 60 казахов (13,9%) и 4 русских, а полное отсутствие этого качества — у 39 казахов (8,8%) и 89 русских (35,7%). На некоторые вопросы-индикаторы этого качества («Я такой человек, который считает, что люди других национальностей должны быть ограничены в праве проживания на его национальной территории?», «Я такой человек, который считает, что все права пользования природными и социальными ресурсами должны принадлежать только коренному населению?» и др.) представители русской части эксперимента проявляли раздраженное недоумение, считая Казахстан своей родиной и своей землей наравне с представителями коренного населения.

Таким образом, можно утверждать, что исследование наглядно продемонстрировало разницу в восприятии себя и своего этнического соседа в условиях длительного совместного проживания в достаточно разнородной по разным параметрам, негомогенной лингвокультурной среде.

Собранный и расклассифицированный нами материал письменного анкетирования, а также многочисленные беседы автора проекта с русской частью респондентов позволяют сделать следующие выводы.

В Казахстане, в частности в Чимкенте, Кзыл-Орде, Таразе, но в меньшей степени в Алма-Ате, довольно значительная часть русских переживает состояние, которое, как нам кажется, можно условно определить как «кризис социальной идентичности». Невостребованность, которую уже давно (в течение последних 5 — 8 лет) ощущают представители более старшего поколения, боязнь не найти работу по специальности, пессимизм по поводу того, что рано или поздно, все равно придется покинуть Казахстан, ощущают современные русские студенты. И это лишь малая часть социальных проблем, с которыми приходится сталкиваться русскому (или, как принято сейчас говорить, русскоязычному) меньшинству в Казахстане.

Природа бытового национализма не столь проста и является, на наш взгляд, скорее следствием существования в обществе стереотипизированных представлений, рожденных целенаправленными усилиями идеологических работников, и в меньшей степени особенностями быта и культуры разных народов. Если говорить точнее, то реально существующие культурные, психологические, бытовые различия порождают у человека при встрече с ними ощущение чего-то иного, но содержание отношения к этому другому формируется уже не личным опытом, а предлагаемыми готовыми штампами, клише. Процесс этот мимолетен и без особых усилий почти не осознаваем, что не мешает ему определять повседневные взаимоотношения людей.

Постоянно имея дело с коллективными формами поведения, мы хорошо знаем, что для любого совместного действия нужна убедительная мотивация, пусть даже иллюзорная. Сопоставляя в этом контексте существующие на уровне массового сознания установки, нам приходится констатировать, что аргументы в пользу «узко этнически ориентированного поведения» выглядят на повседневном уровне гораздо более убедительными, чем зачастую не подтвержденные повседневной практикой общения декларации в пользу интернационализма.