Н.Д.Павлова

ИНТЕНТ-АНАЛИЗ ТЕЛЕИНТЕРВЬЮ 1

Многие психологические и психолингвистические разработки направлены на то, чтобы охарактеризовать на основе вербального материала стоящие за речью психические процессы и состояния. Анализируя речь, моделируют знания, которые необходимы, чтобы говорить и успешно коммуницировать [ Дейк ван 1989; Bergmann 1994; Dijk van 1985; Drew, Heritage 1992 и др.]. Через речь изучаются особенности мыслительных процессов и памяти [Брушлинский, Поликарпов 1990; Neisser 1981; Wagenaar 1986 ]. Психодиагностика обнаруживает в вербальной продукции человека проявление личностных черт, психоанализ и другие психотерапевтические техники— манифестацию бессознательных процессов [Luborsky, Crits Christoph 1990]. Интент-анализ имеет иной ситуативный или функциональный акцент . Он обращен к тому, чтобы исследовать текущее состояние сознания. Реконструируются интенции, т.е. направленность сознания говорящего в момент речи, в актуальной ситуации общения [Ушакова и др. 1995].

Техники интент-анализа обнаруживают актуальную картину мира— направленность человека в отношении окружающей действительности (объектов, событий, лиц). Так, методика “оценочной шкалы” Т.Н.Ушаковой выявляет направленность коммуникантов на определенный круг референциальных объектов, квалифицирует оценочные устремления при их обсуждении [Ушакова и др. 1995]. Значимые объекты обсуждения и их дескрипторы (приписываемые объектам характеристики) эксплицирует и представляет в пространственной форме методика “ментальных карт” (В.В. Латынов [Ушакова и др. 1995]). То, что известно сегодня о соотнесенности речи с партнером, заставляет предполагать, что важнейшей составляющей стоящего за речью интенционального состояния является направленность говорящего на собеседника— интенции, которые можно обозначить как диалогические. Анализ диалогических интенций образует отдельную тему, для разработки которой требуются специальные методики. Такие методики были разработаны нами применительно к анализу опосредованного общения— предвыборных телевизионных выступлений политиков [Ушакова и др., в печати]. Дальнейшее развитие исследований обращает к ситуации непосредственного общения, в которой направленность на адресата проявляется, очевидно, не только в особенностях высказываний, но также в организации разговора, интерактивном поведении участников.

В самом деле, разговор лицом к лицу, диалог потому и возникает, что в нем человек стремится достичь важных для себя целей, и эти цели так или иначе связаны с собеседником. В одном случае говорящий обращается с просьбой, предлагает, приказывает, побуждая партнера к желаемым действиям. В другом он нацелен на то, чтобы выразить и при необходимости отстоять свои взгляды. В третьем разговор может быть вызван стремлением высказать собеседнику определенное отношение. Эти и другие цели нередко преследуются одновременно, намерения партнеров могут не совпадать. Так или иначе ход разговора призван обеспечить реализацию устремлений говорящих, адекватное их намерениям взаимодействие с собеседником.

Находясь в непосредственном контакте, партнеры имеют возможность постоянно реагировать на происходящее, поворачивать разговор на себя. Наряду с относительно систематичным чередованием реплик, возможны перебивания, наложение высказываний. Организация разговора может быть очень сложной, лишь в известном приближении она укладывается в те схемы, которые предложены для ее описания и объяснения [Дейк ван 1989; Drew, Heritage 1992; Sacks & all 1974]. Движение разговора регулируется в первую очередь не правилами соподчинения пропозиций или функциональной сочетаемостью высказываний, а лежащими в основе речевых актов интересами и устремлениями коммуникантов. Именно они образуют психологический подтекст, который определяет поведение участников, ту или иную организацию разговора. Реконструировать этот подтекст, “выявив не только то, что человек формально сказал, но и то, что он хотел или имел ввиду сказать, т.е. мотив и цель его речи, определяющие ее внутренний смысл” [Рубинштейн 1974: 45],— такую задачу ставит перед собой интент-анализ. Применительно к анализу диалога это требует не только специальной техники, которая позволила бы квалифицировать интенции собеседников. Необходимо показать, как в зависимости от устремлений коммуникантов меняется их поведение и как это отражается на протекании разговора.

Руководствуясь этой задачей, мы обратились к диалогам регулярной телевизионной передачи “Момент истины”. Этот выбор не случаен. Взаимодействие участников протекает в естественной обстановке, и вместе с тем по своей стандартизированности материал приближается к экспериментальному. Одинаковы условия записи, единообразна тематика, сопоставимым остается образовательный уровень и социальный статус коммуникантов. Наконец еще одна заданность— неизменным партнером политического диалога выступает автор программы А.Караулов. К разговору приглашаются известные политические и общественные деятели, придерживающиеся самых разных взглядов и убеждений. При выраженной политически активной позиции самого ведущего это задает широкий спектр вариантов диалога— от “согласного” при сходстве целей и устремлений, до конфликтного при их антагонизме. Что отличает эти диалоги, как они организуются? Как в зависимости от того, кто выступает собеседником Караулова, выстраивается разговор? Стандартизируя условия коммуникации, передача позволяет сравнивать диалоги и поведение участников. На основании сопоставления можно выявить отличающие их характеристики и поставить вопрос о специфике диалогических интенций собеседников и их влиянии на организацию разговора.

Для описания и сравнительного анализа были использованы 5 диалогов цикла: Караулов— Руцкой, Караулов— Козырев, Караулов— Голембиовский, Караулов— Лебедь и Караулов— Козин. Первый, состоявшийся накануне октябрьских событий 1993 года,— это диалог политических противников. Второй и третий происходят между партнерами сходной политической ориентации. Четвертый занимает промежуточное положение— платформы различны, но собеседники не являются политическими оппонентами. Наконец последний пятый диалог взят как пример обсуждения, вообще уходящего от каких бы то ни было политических разногласий. Учитывая этот контекст, мы считаем выборку показательной: можно рассчитывать, что избранные диалоги обладают выраженной интенциональной спецификой, которая обнаружится в своеобразии паттернов разговорной активности и организации разговора.

Диалоги записывались на пленку и затем стенографировались по специальной системе, учитывающей наложение реплик, паузы, другие особенности устной формы [Atkinson, Heritage 1984].

Методика предусматривала последовательную 3-х шаговую схему анализа (см. рисунок 1).

На первом шаге разграничивались диалоги, отвечающие вопросно-ответной схеме интервью, и диалоги, имеющие иную организацию. Жанр интервью предполагает, что ведущий задает вопросы и предоставляет слово собеседнику; тот в свою очередь не только получает возможность, но формально обязан высказаться и говорит обычно достаточно пространно. Вопросы интервьюера, как правило, принимаются собеседником , показателем чего служат достаточно протяженные ответные реплики. Поскольку в массе диалоги программы именно так и строятся, нарушение данного стереотипа становится значащей особенностью разговора. В диалогах другой организации ведущий также предлагает вопросы , но они не принимаются собеседником : многие реплики отрывочны, односложны, некоторые из них незавершенны и накладываются одна на другую.

На втором шаге производилась спецификация ответных реплик собеседника. В рамках двух ранее выделенных вариантов диалога разграничивались ответные реакции следующего характера.

C1. Развернутый ответ— собеседник отвечает на поставленный ведущим вопрос, и ответ не ограничивается единичным высказыванием (реплика состоит из нескольких, обычно многих, высказываний).

(1) Караулов: И все-таки, не взирая на все, Вы оптимист?

(2) Голембиовский: Да, я оптимист. Не в том смысле, что завтра лучше, отнюдь. Есть какая-то историческая логика развития России. Вот я всегда знаете, что вспоминаю? Восемьсот шестьдесят первый год. Александр Второй отменяет крепостное право. Тогда все сопротивлялись, как ни странно— сами крестьяне. Прошло сорок лет, начало века, и Россия по темпам экономического развития опережает США. Значит вот этот промежуток сорок лет понадобился России, чтобы двинуться вперед. Но, к сожалению, для меня что лично обидно? Что сорок лет слишком большой для меня срок, но я надеюсь увидеть свет в конце тоннеля.

С2. Односложный ответ— отвечая на заданный вопрос, собеседник не склонен распространяться; он ограничивается лаконичной формулировкой, одним, максимум двумя короткими высказываниями.

(1) Караулов: Александр Владимирович, Вы часто ошибаетесь?

(2) Руцкой: Редко.

С3. Уклонение от ответа— собеседник уходит от ответа на вопрос, прибегая к уклончивым формулировкам, риторическим вопросам, не проясняющим точку зрения рассуждениям.

(1) Караулов: А Вы ходили на выборы, Александр Иванович? голосовали за кого-нибудь?

(2) Лебедь: Может быть.

С4. О тказ от ответа— собеседник впрямую отклоняет поставленный вопрос, выражает нежелание отвечать.

Руцкой: Ради Бога! Это не моя тема совершенно .

С5. Оспоривание— собеседник не соглашается с формулировками ведущего. На инициирующую реплику он отвечает тем, что оспаривает ее содержание: возражает против приведенных ведущим фактов, его умозаключений, оценок.

(1) Караулов: Вы отправили деньги, не имея гарантии

(2) Руцкой: Не я отправил деньги .

(3) Караулов: С вашего благословения деньги

(4) Руцкой : Подождите, ну где тут написано, что отправил!

С6. Встречный вопрос — собеседник отвечает вопросом на вопрос, уточняя содержание инициирующей реплики.

(1) Караулов: А Вы не спросили Б.Н.Ельцина, что он думает по поводу этого скандала, мирового скандала?

(2) Голембиовский: Это по телефону?

С7. Вторящие реплики— внеочередные, обычно накладывающиеся на высказывания ведущего реплики собеседника, которые сигнализируют понимание, наличие контакта, согласие со сказанным.

(1) Караулов: [обсуждается публикация “Известий”] О н мог уничтожить полмира . Простой рядовой солдат

(2) Голембиовский : … да, да .

(3) Караулов: … нашей русской армии. Кстати, я не слышал […]

С8. Перебивание спрашивающего — собеседник прерывает ведущего внеочередной репликой, которая может остаться незаконченной (если ведущий не дает себя перебить) или приобретает обычный завершенный характер. В последнем случае реплика может быть дополнительно квалифицирована как оспоривание, уточнение и пр.

Руцкой: … вот слушайте! …

Задача третьего шага анализа состояла в квалификации инициирующих тот или иной ответ партнера вопросов ведущего. Какой бы характер ни принимал разговор, его ход напрямую связан с активностью ведущего. Организация разговора— его ролевая прерогатива, и от него зависит, как с учетом реакции визави повернуть обсуждение. Если для характеристики действий собеседника важно сочетание соседствующих реплик (согласование внутри вопросно-ответной пары), то в отношении инициирующих развитие разговора действий ведущего показательна связь каждого следующего вопроса с предыдущими (взаимосвязь между парами). В соответствии с этим квалификация действий ведущего осуществлялась нами по своим основаниям, и реплики относились к одной из следующих 8 категорий.

В1. Проработка принятой темы — реплика ведущего развивает начатую им ранее тему, поднимает ее новый аспект, нередко очень острый, проблемный; в последнем случае проработка нацелена как на продвижение разговора, так и на его обострение, скажем, придание большей злободневности.

Контекст— возможность развития ситуации в стране по югославскому варианту

Караулов : Мне рассказывал Шеварднадзе, как Руцкой однажды позвонил ему и сказал буквально следующее: “Я поднимаю эскадрилью боевых самолетов в воздух и буду бомбить Тбилиси” […] . Но ведь, Александр Владимирович [Козырев], Вы же действительно бросили же русских и в Прибалтике, и в Грузии. Бросили же!?

Специальными вариантами проработки выступают “вторящие реплики” и “настаивание на вопросе”.

В2. Настаивание на вопросе— это серия бьющих в одну точку, отклоняющих поступающие ответы реплик, цель которых добиться того, о чем собеседник предпочитает умалчивать.

(1) Караулов: Но вот завтра Вам приказывают убрать 14 Армию из Приднест- ровья. Уберете? Убрали бы?

(2) Лебедь: Ну, во-первых, это не возможно .

(3) Караулов: Ну вот будет такой дурацкий приказ. Допустим .

(4) Лебедь: Пофантазируем!?

(5) Караулов: Вы же там останетесь !?

(6) Лебедь: Давайте не будем обсуждать, что я сделаю …[но подобное решение приведет к тому], что можно поиметь полупартизанское формиро- вание, которое будет просто обречено на мародерство .

(7) Караулов: Но меня интересует, во главе с генералом Лебедем или все же без?

(8) Лебедь: Мы же с Вами договаривались, что Вы у меня интервью берете, что ж Вам душу выкладывать.

(9) Караулов: Ну а если по душам, Александр Иванович, вот если по душам ?

(10) Лебедь: По душам не бывает .

(11) Караулов: А Вы сроднились с этой землей за два года?

(12) Лебедь: Со всеми землями, где служил, сроднился .

В3 . Если предыдущая форма идет по существу вразрез с интересами партнера, то вторящие реплики, напротив, демонстрируют консолидацию— высказывания участников настолько созвучны, что разговор практически не продвигается вперед.

(1) Караулов: [зачитывает письмо со Старой площади в редакцию “Известий”] Как Вы к этому относитесь?

(2) Голембиовский: С отвращением. Последняя строчка была замечательная.
Старая площадь, корпус два.

(3) Караулов: Те же коридоры, да?

(4) Голембиовский: Да, мы знаем второй корпус.

(5) Караулов: Очень хорошо [знаем]. Я даже думаю, что госпожа эта там работает не с приходом Ельцина, мне так кажется почему-то. Не правда ли?

(6) Голембиовский: Возможно, возможно […].

В4. Введение новой темы . Далеко не всегда следующий вопрос продолжает предыдущие. Регулярно он открывает новую тему, что, как и проработка, в ряде случаев может служить обострению разговора.

(1) Караулов: […] Вы компьютер знаете, да?

(2) Козырев: Я немножко знаю, Хотя очень жалко, что я с детства не играл с компьютером. Почему? Потому что у меня нет с ним взаимопонимания. Я могу что-то набрать и в общем так какие-то операции произвести .

(3) Караулов: А с Россией есть взаимопонимание? Есть или нет, Александр Владимирович ?

Если рассмотренные формы активности соотносятся в первую очередь с собственной линией ведущего, то несколько следующих непосредственно связаны с высказываниями партнера. Это “разъяснение сказанного собеседником”, так называемое “комментирование” и “развитие темы, поднятой собеседником”.

В5 . Разъяснение сказанного собеседником — это активность, направленная на то, чтобы уточнить высказывание собеседника для аудитории. По смыслу это случай ассистирования.

(1) Козырев: […] Мы немножко с Вами в разной ситуации находимся .

(2) Караулов: Моральной.

(3) Козырев: Конечно. Вы— объективный журналист […].

В6. Комментирование предполагает не столько уточнение, что понимается под сказанным, сколько выражение своего отношения к этому, собственной позиции, всевозможных “но”. Это умозаключения, выводы, оценки, которыми ведущий сопровождает реплику партнера.

(1) Караулов : То есть Вы убеждены сегодня, что у власти в Приднестровье уголовники со всеми вытекающими отсюда последствиями. Так?

(2) Лебедь: Совершенно убежден.

В7. Развитие темы, поднятой собеседником, — ведущий меняет линию своих вопросов, принимая тему, поставленную собеседником.

(3) Голембиовский: [обсуждает публикацию о рядовом, который имел доступ к ядерному оружию] Я думаю, что Вы не обвините “Известия” в какой-то нарочитой сенсационности. С тем же солдатом не мы придумали […]. А вот в чем беда “Известий” и, может быть, всей нашей прессы. Мы как бы бросили [эту тему] . Бросили под благовидным предлогом. Ага, он под следствием, следствие нам ничего не скажет, пока не закончит.

(4) Караулов: Так кто же виноват, что бросили эту тему?

В8. Перебивание собеседника — ведущий прерывает собеседника внеочередной репликой. Если собеседник не замолкает и реплику завершить не удается, во имя чего перехватывался речевой канал остается неясным. Когда реплика получает завершение, она может быть дополнительно квалифицирована как служащая разъяснению, комментированию и пр.

(1) Руцкой: […] Я не говорил, что, допустим, Владимир Филиппович преступник. Я где-нибудь это сказал? Не было

(2) Караулов: … Вы по-другому сказали .

(3) Руцкой: Нет, знаете что…

(4) Караулов: …Вы сделали заявление в ИТАР ТАСС, что у Вас есть счета, которые обнаружат самых высокопоставленных людей […].

Рассмотренная трехшаговая схема анализа использовалась для сравнительной характеристики диалогов и обнаружения специфики поведения участников. Подсчитывались количественные показатели: частота квалифицируемых паттернов разговорной активности (развернутый ответ, оспоривание, настаивание на вопросе и пр.), а также число переключений говорящий/ слушающий, средний объем реплик и другие показатели, характеризующие структуру диалогов в целом.

Результаты

Данные, относящиеся к 1-ому шагу анализа, приведены в таблице 1.

Таблица 1. Общие структурные параметры диалогов

Диалоги

Показатели

К–Р

К–Л

К–Кв

К–Г

К–Кн

Средний объем ответных реплик (количество высказываний)

2,5

2,5

5,9

4,0

3,6

Число переключений
говорящий слушающий

190

177

58

95

70

Число перебиваний партнерами друг друга

57

Число накладывающихся
реплик

33

2

2

8

Караулов-Руцкой ( К-Р ), Караулов-Лебедь ( К-Л ),
Караулов-Козырев ( К-Кв ), Караулов-Козин ( К-Кн ).

Материалы таблицы показывают, что по объему ответных реплик, периодичности смены говорящих, другим структурным параметрам диалоги Караулов-Голембиовский (К-Г), Караулов-Козырев (К-Кв) и Караулов-Козин (К-Кн) существенно отличаются от двух других диалогов и во многом сходны между собой. В них отсутствуют перебивания, не выражено наложение высказываний, реплики собеседника состоят в среднем более чем из 3-х высказываний. Судя по этим показателям, названные диалоги следуют вопросно-ответной схеме интервью, и значительный объем ответных реплик указывает на то, что вопросы ведущего, как правило, принимаются собеседником.

Иную организацию имеет диалог Караулов-Руцкой (К-Р). Его отличает постоянная смена говорящих, по меньшей мере вдвое более частая, чем в предшествующей группе (диалоги К-Г, К-Кв и К-Кн). Участники, не стесняясь регламентом интервью, то и дело перебивают друг друга. Чередование говорящих практически на треть обусловлено перебиванием— черта, резко отличающая диалог от остальной выборки. Наконец, ряд сопряженных особенностей: сниженный объем ответных реплик, наложение высказываний партнеров друг на друга. Диалог имеет нерегулярную, “рваную” структуру. Он далеко выходит за рамки интервью, обнаруживая нарушение ролевых предписаний, неприятие предлагаемых вопросов собеседником.

Наибольшее структурное сходство с диалогом Караулов-Руцкой обнаруживает диалог Караулов-Лебедь, имеющий соизмеримое число переключений говорящий/слушающий и такой же относительно низкий объем ответных реплик. В нем, однако, отсутствуют перебивания, столь показательные для предыдущего диалога, нет наложения реплик. Диалог Караулов-Лебедь выдерживает вопросно-ответную схему интервью и в этом отношении сближается с диалогами первой группы. В то же время постоянное чередование говорящих и сниженный объем ответных реплик позволяют полагать, что вопросы ведущего далеко не всегда удобны и принимаются собеседником .

Уточняя и детализируя характеристику диалогов, представим данные, полученные на 2-ом и 3-ем этапах анализа. В сводной форме результаты квалификации реплик участников приведены в таблице 2.

Данные таблицы 2 показывают, что рассматриваемые варианты ответных и инициирующих реплик представлены в диалогах в разном соотношении. Некоторые категории реплик встречаются постоянно и обычно являются преобладающими. Так, для ведущего регулярной высокочастотной формой активности выступает проработка поставленной темы, для собеседника— развернутый ответ. Другие варианты реплик реализуются с меньшей частотой, но также вполне типичны (односложный ответ, уклонение от ответа, постановка новой темы). Третьи категории реплик, и таких большинство, присутствуют лишь в части диалогов. К примеру, оспоривание и настаивание на вопросе характерны только для диалогов Караулов-Лебедь и Караулов-Руцкой. Такая форма активности, как отказ от ответа, выражена в трех диалогах— двух названных и диалоге Караулов-Козырев. Своеобразие разговора проявляется не только в представленности тех или иных “специальных” реплик, различна частота, с которой используются отдельные варианты. Если в диалоге Караулов-Руцкой оспоривание вопроса является одним из доминирующих видов активности (36% общего числа реплик Руцкого), то в диалоге Караулов-Лебедь подобная ответная реакция остается эпизодической (1% реплик). Настаивание на вопросе проявляется в поведении ведущего главным образом в разговоре с Лебедем, тогда как вторящие реплики наиболее частотны при взаимодействии с Голембиовским.

Таблица 2. Частота различных вариантов ответных
и инициирующих реплик

Диалоги

Категории реплик

К–Р

К– Л

К– Г

К– Кв

К– Кн

активность собеседника

Развернутый ответ

20

43

62,5

76

66

Односложный ответ

11,5

35

10,5

17

21

Уклонение от ответа

12,5

18

4

3,5

2

Отказ от ответа

9

2

3,5

Оспоривание

36

1

Встречный вопрос

6

1

12,5

Вторящие реплики

4

10,5

11

Перебивание спрашивающего

37

активность ведущего

Проработка

34

43

31

48

35

Настаивание на вопросе

11,5

22

Введение новой темы

8,5

12

8

18

24

Разъяснение

3

7

3

23

Комментирование

44

23

17

24

Развитие темы собеседника

4

12

7

6

Вторящие реплики

25

12

Перебивание собеседника

23

В столбцах— данные по каждому диалогу: К-Р — диалог Караулов–Руцкой; К-Л — диалог Караулов–Лебедь; К-Г — диалог Караулов–Голембиовский; К-Кв — диалог Караулов–Козырев; К-Кн — диалог Караулов–Козин. Указана частота использования различных категорий реплик собеседником и ведущим (в % к общему числу реплик участника).

Каждый диалог отличает своеобразный паттерн активности участников. Наиболее яркую специфику обнаруживает диалог Караулов–Руцкой. Выделяется также разговор с А.Лебедем. Как и следовало ожидать, остальные диалоги более близки между собой по характеристикам. Раскрывая особенности диалогов, остановимся последовательно на каждом из них.

Диалог Караулов–Руцкой единственный, в котором выражена направленность партнеров на перебивание. Если в остальных диалогах основной формой активности собеседника выступает развернутый ответ, то в диалоге Караулов–Руцкой на первый план выходят оспоривание (36%) и перебивание ведущего (37%). Разговор выделяется также тем, что в нем значительно чаще, чем в других диалогах, реплики интервьюера приобретают характер комментирования (44%): ведущий ставит вопросы так, что в них отчетливо выражены его представления, отношение, оценки. Караулов нацелен на продвижение собственной точки зрения; активность по линии разъяснения сказанного партнером, развития поднятых им тем редуцирована. Подобная направленность разговора не устраивает собеседника. Руцкой не только регулярно отказывается отвечать (9%) и оспаривает высказывания ведущего (36%). Он стремится перехватить коммуникативную инициативу и, взяв слово, развить свою точку зрения. Ведущий не уступает и также постоянно перебивает собеседника (23%). Диалог выходит на линию противодействующего поведения, превращаясь из интервью в дискуссию. Каждый участник стремится завладеть инициативой и повернуть разговор на себя, каждый нацелен на то, чтобы помешать другому высказаться и отстоять свои взгляды. В подтексте разговора, нарушающего регламент и ролевые предписания интервью— столкновение интересов и устремлений сторон, по существу конфликтная ситуация.

Иную специфику имеет диалог Караулов–Лебедь. Его отличительной чертой является активность ведущего по типу “настаивание на вопросе” (22%): подобная направленность не показательна ни для диалога с Руцким, ни тем более для остальных разговоров. Диалог выделяется также отсутствием активности, непосредственно связанной с высказываниями собеседника, исключение составляет комментирование (23%)— наиболее эгоцентрическая форма этого ряда. Интервьюер обнаруживает и жестко проводит свою линию. Прослеживается стремление направить разговор в определенное русло, настоять на своем, вынудить собеседника к обнаружению взглядов. Лебедь, однако, не противопоставляет этому встречную активность, как это было в предыдущем диалоге, не пытается перехватить коммуникативную инициативу и повернуть разговор на себя. Вместо этого он просто по сути не отвечает на вопросы, ограничиваясь чрезвычайно характерными для этого диалога односложными (35%) и уклончивыми (18%) репликами. Интересы коммуникантов расходятся, но впрямую не противопоставлены. Партнеры не выходят на линию противодействующего поведения, хотя, судя по структуре разговора и особенностям реплик, вопросы ставятся так, что собеседник сплошь и рядом не склонен отвечать.

Остальные три диалога значительно отличаются от предыдущих и во многом сходны по выделенным характеристикам. Вместо жесткой линии интервьюера, на которую по необходимости реагирует собеседник, налицо гораздо более открытое и согласное поведение. Интервьюер не избегает ассистировать собеседникам, меняет линию своих вопросов, подхватывая поднятые ими темы; визави достаточно пространно отвечают. Такие формы активности, как отказ от ответа, уклонение, оспоривание и тем более перебивание выражены слабо или вообще отсутствуют. Различия трех диалогов касаются, собственно, меры консолидации, проявленной партнерами в разговоре.

В диалоге Караулов–Голембиовский активность ведущего, напрямую связанная с репликами партнера, значительно более выражена, чем в разговоре с Козыревым. Это касается и разъяснения сказанного собеседником (7% и 3% реплик, соответственно), и подхвата поднятых им тем (12% и 7%), но, главное, появляются вторящие реплики, наиболее прямо демонстрирующие консолидацию участников (10,5% реплик Голембиовского и 25% Караулова). О большей, чем в диалоге Караулов-Козырев, согласованности устремлений собеседников говорит также снижение роли комментирования, т.е. умозаключений, выводов, оценок, которыми ведущий обозначает свою линию в обсуждаемой теме. Разговор “завязался” и движется внутренней логикой, не требуя для своего продолжения большого количества новых тем.

Если в отношении диалогов Караулов–Голембиовский и Караулов–Козырев можно говорить о партнерстве, то разговор Караулов–Козин— это разговор на собеседника. Старый человек— пассивный собеседник, требующий такта и умения разговорить. Отсюда, заметим в скобках, сравнительно низкий объем ответных реплик (табл.1). В этих условиях, как и в диалоге с Голембиовским, большая часть реплик интервьюера связана с разъяснением сказанного собеседником (23%), развитием поднятых им тем (6%), характерно также большое число вторящих реплик (12%). Активность по линии комментирования редуцируется полностью. Вводится однако значительное число новых тем— черта, определяющаяся стремлением продвинуть разговор и компенсирующая склонность немощного собеседника быстро исчерпывать любой вопрос.

Подытоживая рассмотрение, отметим, что по результатам проведенного анализа каждый из пяти диалогов выборки обладает своей связанной с интенциональным подтекстом взаимодействия структурной спецификой. Характерная нерегулярная структура диалога Караулов–Руцкой соотносится с противодействующим поведением и стоящим за ним стремлением участников овладеть коммуникативной инициативой, повернуть разговор на себя, не дать высказаться собеседнику. Структура речевого обмена в диалоге Караулов–Лебедь отражает сглаженное регламентом интервью противоречие устремлений участников: жесткая линия ведущего, стремление настоять на своем, заставить партнера обнаружить взгляды сталкивается с неменее стойкой линией умолчания и уклончивости. Судя по структуре интервью и характеру реплик, три остальных диалога относятся к случаю согласованности интересов и устремлений сторон. Налицо стремление действовать в координации с партнером, учитывать его реакции, не противостоять инициативам, ассистировать. В диалоге Караулов-Голембиовский к сказанному добавляется отчетливая интенция обнаружить консолидацию с партнером, а в диалоге Караулов-Козин стремление ведущего разговорить собеседника.

Проведенный анализ структуры речевого обмена выявил интенциональное своеобразие диалогов. Существуют, очевидно, и другие аспекты разговорной организации, обнаруживающие особенности поведения участников, их интересы и устремления. Как было показано в исследовании, фрагмент которого представлен в статье, интенциональный подтекст проявляется также в позиции, занятой в разговоре, и отношениях участников. Разработаны соответствующие техники анализа. Полученные разными методами разноплановые характеристики не вступают в противоречие и согласуются друг с другом. Это свидетельствует в пользу валидности проведенного исследования. Разработанный методический комплекс может рассматриваться как вариант техники интент-анализа устной речи в условиях непосредственного взаимодействия с собеседником.


1 Работа выполнена при поддержке гранта РГНФ № 98-06-08073.


Литература